Строго говоря, Набоков, если рассматривать его жизнь в географических терминах, прожил четыре жизни, приблизительно по два десятилетия каждая - в России, в Европе, в Америке и наконец в Монтрё (Швейцария) – безвыездно до самой смерти, которая наступила почти 30 лет назад. Однако затеваем мы этот о нем разговор по другому поводу: 50-летие «Лолиты», главной его книги. .Есть в кочевой жизни ее автора постоянные координаты. К примеру, привитая ему с детства страсть к бабочкам, которых он ловил с 1906 года, тогда еще в Выре и Рождествено, под Петербургом, почти до самой смерти в 1977 году. Это его постоянство в преследовании и истреблении чешуекрылых было наперекор меняющимся декорациям его жизни, словно бы с помощью бабочек он пытался уцепиться за нечто постоянное в перепадах судьбы, выпаших на его долю. В «Других берегах» у него есть длинная-предлинная фраза, которую я сейчас приведу, где полет бабочки объединяет годы и страны, материки и десятилетия. Речь идет о первом его махаоне, который судорожно хлопал крыльями на персидской сирени у веранды. «Я стонал от желанья», - пишет Набоков, давая своей энтомологической страсти сексуальную окраску. А вот эта прустовская фраза - быть может, самая лучшая из написанных Набоковым: «Один из слуг - тот самый Устин, который был швейцаром у нас в Петербурге, но почему-то оказался тем летом в Выре, - ловко поймал бабочку в форменную фуражку, и эта фуражка с добычей была заперта в платяной шкап, где пленнице полагалось за ночь умереть от нафталина