По самой своей природе аромат вызывает в памяти чувственный конфликт — между соучастниками преступления, которых против воли сблизил невидимый и беззвучный зов Сирены; конфликт между ароматом и кожей, на которую он нанесен; между нотами, сочетание которых создает химеру.
Пушистый цвет абрикосовой щечки. Податливая мягкость белой лайковой перчатки. Бархатистая теплота любимого тела.
Кожа, которую хочется ущипнуть или погладить...
Когда сладострастный напор имбиря и рома сгорает, Dangerous Complicity открывает страстное согласие фруктов, цветов и плоти.
Абрикос, чай и фиалковые грани крошечных цветов османтуса превращаются в деликатную замшу.
Кокосово-белые лепестки жасмина выдают дыхание Чудовища, скрывающегося в Красавице.
Тропическое буйство иланг-иланга вызывает в памяти соленую, тронутую загаром кожу. Пахнущая дымом кремообразность сандала намекает на тайные мускусные местечки в шоколадно-темных зарослях пачули.
Это запах кожи на коже, или, правильнее сказать, греха на коже? Интимный и сексуальный, острый, но спокойный, как мягкая, как лебяжье перо, пуховка для пудры.